Бог, очевидно, отвернулся от меня, послав мне эту страшную болезнь. Он выбрал меня на заклание. Так какая разница, когда именно я погибну? Какая разница, как именно я умру? Мне нужно сохранить человеческие жизни. Я хочу спасти Илзе, мою любимую дочь, и умереть. Больше я ничего не прошу. Господи, неужели это так много?

И в этот момент кто-то осторожно стучит в дверь. Я подхожу к двери. Я не жду гостей в это утро. И нет «глазка», чтобы посмотреть, кто ко мне пожаловал. Впрочем, мне уже ничего не страшно. Я открываю дверь. На пороге стоит высокий широкоплечий мужчина в шляпе. Но шляпы носят только ковбои и стиляги.

– Доброе утро, вы Эдгар Вейдеманис? – обратился ко мне приятным баритоном обладатель шляпы.

Самое страшное, что он обратился ко мне по-русски. Откуда он знает мое имя? Неужели это конец?

– Да, – я с трудом заставил себя отвечать, – да, я Эдгар Вейдеманис.

– Доброе утро, – повторяет он и как-то печально, по-доброму улыбается, – я вас долго искал, подполковник Вейдеманис, – говорит он мне. – Вы разрешите мне войти?

Париж. 15 апреля

Приехав в полночь в «Софитель Антверпен», он нашел портье. Тот размещал группу прибывших из России туристов.

– Извините меня, сэр, – сказал осторожный портье, – но комиссар Верье предупредил нас, чтобы мы не говорили ни с кем о гостях из этой группы.

– Это понятно, – согласился Дронго, – но я его друг. Вот моя карточка. Я живу в отеле «Хилтон». Вы можете проверить. А вот это меня просили передать вам за вашу любезность, – он показал три тысячи бельгийских франков. Портье тут же превратился в слух.

– Расскажите мне о гостях, – попросил Дронго.

Портье любезно сообщил ему, что сначала он оформил номер господину Эдгару Вейдеманису, а через двадцать минут двум господам, прибывшим следом, – Харченко и Кокотину. Но выехали они с интервалом во времени. Примерно через четыре часа после того, как уехал господин Вейдеманис, отбыли и те двое господ.

– Через четыре часа, – повторил Дронго. – А вернувшись в отель, они уехали сразу или через некоторое время?

– Они еще обедали, – улыбнулся портье, – но комиссар Верье предупредил нас...

– Вот три тысячи франков, – протянул ему Дронго новую купюру, – значит, они еще и обедали.

– Да, в нашем ресторане «Тиффани». И выехали вечером.

– Такси они заказывали?

– Нет. Но машины стоят перед отелем.

– И куда они отправились? Комиссар ведь наверняка проверил, в какую машину они садились. Или они все-таки заказывали такси?

– Я мог бы вспомнить, но... – осторожно начал улыбающийся портье, и на его круглой, почти кошачьей физиономии появилось лукавое выражение.

– Еще тысячу франков, – Дронго протянул бумажку, равную примерно тридцати пяти долларам. Портье спрятал их в карман.

– На вокзал, – прошептал он, – они торопились на вокзал.

– Спасибо, – Дронго вышел из отеля, остановил такси и поехал на вокзал. Расписание прояснило обстановку. С интервалом в четыре часа шли поезда только в Париж. Именно в то время, когда Харченко и Кокотин торопились на вокзал, поезда шли в Париж.

Он вернулся в номер, собрал вещи, которых, впрочем, почти не было, и отправился на автобусную станцию, чтобы к утру добраться до Парижа. Рано утром он уже был в Париже. Задача формулировалась так: в огромном городе найти как можно скорее Вейдеманиса и его партнеров. Для любого человека это было абсолютно нереально. Но это – для любого. Разместившись в отеле «Наполеон», находившемся в самом центре города, рядом с Триумфальной аркой, он отдохнул минут двадцать и в девять часов утра уже был на Северном вокзале, куда прибывали поезда из Бельгии и Голландии. Пройдя в туристическое агентство, расположенное на вокзале, он довольно быстро выяснил, что прибывший вчера мистер Вейдеманис заказал в агентстве место в отеле «Холлидей Инн», что на бульваре Гренель.

Вейдеманис не прятался, не уходил от преследования. Наоборот, он делал все, чтобы его могли легко найти. Поэтому и заказал себе отель, не выходя из здания вокзала. Его «сопровождение» прибыло гораздо позднее, глубокой ночью.

В десять часов пятнадцать минут утра Дронго появился в отеле «Холлидей Инн», на бульваре Гренель, и, поднявшись по лестнице, постучал в дверь номера Эдгара Вейдеманиса. Дверь ему открыл высокий худой мужчина с копной седых волос. У него лихорадочно блестели глаза, он имел вид нездорового человека: нос заострен, кожа землистого оттенка. Но он был еще довольно красив, в чертах изнуренного болезнью лица проглядывало внутреннее благородство. Примерно такой облик Эдгара и сложился в представлении Дронго.

– Доброе утро, – грустно улыбнулся он, – я вас долго искал, подполковник Вейдеманис. Вы разрешите войти?

Вейдеманис посторонился. Его явно озадачил приход незнакомца. Дронго снял шляпу, повесил на вешалку плащ и сел на единственный стул, имевшийся в небольшом номере.

– Только договоримся сразу, – начал незнакомец, включая телевизор, – давайте без лишних движений и постараемся не нервничать.

– Кто вы такой? – обреченно спросил Вейдеманис.

– Дронго, – услышал он ошеломивший его ответ.

– Не может быть! Это невероятно. Как вы меня нашли?

– Я бегаю за вами уже целый месяц, – признался Дронго, – сначала искал вас в Москве, потом в Амстердаме, затем в Антверпене и, как видите, нашел в Париже.

– Поздно нашли, – криво ухмыльнулся Вейдеманис, – мне уже все равно нельзя помочь. – Он закашлялся.

– Я все знаю, – сказал Дронго, – и про вашу болезнь. И про вашу дочь.

– Оставьте это, – попросил Вейдеманис, – вы даже не представляете, с кем мы имеем дело. Одно неосторожное движение, и они убьют девочку. Прошу вас, умоляю. Мне осталось жить несколько часов. Я много о вас слышал. Вы человек благородный. Разрешите мне спасти мою дочь и спокойно умереть.

– Не уверен, что должен выполнить вашу просьбу, – прошептал Дронго. – В одном вы правы. Доверять окружающим нельзя. Они уберут вас сразу же, как только вы не будете им нужны.

– Знаю, – кивнул Вейдеманис, – я все знаю. И все рассчитал.

– Давайте без сантиментов, Эдгар. Я здесь для того, чтобы помешать вам найти Труфилова. Вернее, я прилетел сюда, чтобы найти и доставить его в Москву. Живым и невредимым.

– У вас ничего не выйдет. Все поздно. Вы опоздали, Дронго.

– Если я не позвоню, через несколько минут в отель ворвутся французские полицейские, – спокойно сказал Дронго. – И арестуют не только вас, но и ваших сообщников, которые сидят внизу. Кажется – Харченко и Кокотина.

– Вы не сделаете этого, – Вейдеманис задохнулся, подавляя кашель, – вы этого не сделаете. Вы блефуете. Скажите, что вы блефуете.

– Может быть – да, а может – и нет.

– Перестаньте, – прошептал Вейдеманис, – мне так плохо...

– Хватит! – крикнул Дронго. – Хватит вам умирать. Человек обязан бороться за свою жизнь до последнего мгновения, до последней секунды. Вы меня слышите, Эдгар Вейдеманис? Подумайте, как бы вел себя в такой ситуации ваш отец. А как мужественно он умирал. Вспомните, как ему было тяжело без семьи, когда вас сослали. Не смейте раскисать. Слышите, вы бывший подполковник КГБ, и вы не можете искать успокоения в смерти. Вечного покоя нет. Есть только тьма забвения. И ваше поражение. Любая смерть, если она не отдана за других, – это поражение. Почему вы считаете себя вправе так легко распоряжаться тем бесценным даром, который вы получили? За что вы собираетесь умирать? За Родину, за друзей, за родных? Нет, вы собираетесь умирать за деньги, которые дал вам Кочиевский, и за этих бандитов.

– И за свою дочь, – тихо вымолвил Вейдеманис.

– Тем более, – примирительно сказал Дронго, – ладно, давайте без крика. Что вы думаете делать? Только не врите. У вас мало времени. Вы уже дважды смотрели на часы. Что вы собираетесь делать?

– Сегодня ночью я нашел убийцу, которого послал за мной Кочиевский. Контрольного убийцу, – пояснил Вейдеманис, тяжело вздохнув, – моего бывшего знакомого, майора-пограничника. Он застрелил друга Сибиллы Дюверже, женщины, которая случайно оказалась втянутой в эту историю.