– Предполагали, – признался Дронго, – но мы все время опаздываем.
– Очевидно, работает специальная группа террористов, – задумчиво сказал Верье, – их перебросили в Европу.
– Боюсь, что это не обычные террористы, – горько заметил Дронго, – судя по всему, они ищут бывшего сотрудника военной разведки. А тот, кто возглавляет поиски, – бывший сотрудник разведки КГБ. Это не обычные бандиты и не обычные террористы.
– Понятно, – прошептал Верье, – я примерно так и полагал. Взгляните, какой профессионал работал здесь. Взрыв строго направленного действия. У несчастного мистера Ржевкина не было ни одного шанса выжить.
– Да, – кивнул Дронго, подходя к обгоревшей машине, – они, очевидно, установили взрывное устройство, подключив его к системе зажигания.
– Эксперты разберутся, – вздохнул комиссар, – надеюсь, та группа убралась из Бельгии...
На полуслове комиссара прервал один из сотрудников, подбежавший к нему. Комиссар выслушал своего помощника и ошеломленно посмотрел на Дронго. В его глазах мелькнуло нечто похожее на страх.
– Только что сообщили из Схетона, – сказал комиссар Верье, – там найдены трупы двоих убитых мужчин. Их мучили перед смертью. В эту квартиру шел страховой агент, он и услышал крики несчастных. Негодяи поняли, что им могут помешать, убили обоих и скрылись. Я еду в Схетон. Кажется, мы опять опоздали... Вы поедете со мной? – спросил комиссар Дронго.
– Да, – ответил тот. – По-моему, число загадочных убийств за последние дни катастрофически растет... Чья рука направляет их?
Москва. 14 апреля
Галина Сиренко приехала в Ясенево, в штаб-квартиру Службы внешней разведки, в половине двенадцатого утра. Два часа ее знакомили с личным делом бывшего подполковника ПГУ КГБ СССР Эдгара Вейдеманиса. Все, что можно было показать, включая материалы о событиях десятилетней давности, ей показали. Она тщательно делала выписки, понимая, как важны все детали для Дронго, ожидавшго ее материалов в Голландии и Бельгии. Затем ее принял генерал СВР, один из бывших сослуживцев Вейдеманиса. Серый элегантный костюм и яркий галстук, завязанный двойным американским узлом, придавали генералу некий штатский шарм.
– Вы собираете материалы на Вейдеманиса? – спросил он.
– Я ознакомилась с выдержками из дела, которое мне любезно показали ваши сотрудники, – подтвердила Галина.
– Мы не можем дать вам его личное дело, – объяснил генерал, – некоторые операции, в которых он принимал участие, до сих пор засекречены. Вы должны нас понять.
– Понимаю, – кивнула Сиренко, – но данные, которые мне дали, имелись и в ФСБ. Там нет почти ничего нового.
– Разумеется, – согласился генерал, – там и не может быть ничего нового. Он ведь ушел из разведки сразу после событий девяносто первого года. Мотивы ухода можно понять, он был тогда гражданином Латвии, а в республике в это время разыгрался националистический шабаш.
– Вы знали его лично?
– Немного знал. Мы с ним работали вместе в одной африканской стране. Он был человек дисциплинированный, пунктуальный и обязательный. Но в нем чувствовался какой-то надрыв. И эти нелады в семье. Они с супругой жили не очень дружно, и об этом знали все сотрудники посольства. В маленькой колонии трудно скрывать такие вещи. Я слышал, что потом они развелись. И еще он производил впечатление человека, занимающегося то ли нелюбимым, то ли не своим делом. Тут тоже было внутреннее напряжение. Мне это непонятно. Отец у него тоже работал в разведке... В общем-то, по большому счету, жизнь у Вейдеманиса не сложилась. В девяносто четвертом он переехал в Москву.
– У вас были какие-то контакты в это время? – спросила Галина. – Ваше ведомство не пыталось его снова использовать?
– Нет, – улыбнулся генерал, – это в милиции используют людей, которые работали раньше осведомителями. Я знаю случаи, когда человека отправляли в колонию и там снова требовали продолжения работы. Думаю, и вы знаете массу подобных случаев. У нас несколько другая специфика. Он три года не был с нами связан, три года жил в другом государстве, настроенном к нам не очень дружески. Мы не можем использовать такого человека, даже с учетом того, что он был подполковником, нашим бывшим коллегой.
– Понятно, – подвела неутешительный итог Сиренко, – я надеялась, что у вас будет больше информации.
– Честно говоря, нам довелось еще раз заниматься Эдгаром Вейдеманисом, – сказал генерал, – когда он получал российское гражданство. Мы провели негласную проверку – все же он бывший разведчик и профессионал достаточно высокого класса. Все оказалось чисто. Если, конечно, не считать его тяжелой болезни.
– Что? – сразу же вскинулась Галина. – А чем он болен?
– А вы разве не знаете? – удивился генерал. – Вы можете получить все медицинские показания в Онкологическом центре. Собственно, поэтому мы тогда и не стали больше его разрабатывать. Ему предлагали обратиться в ассоциацию бывших сотрудников КГБ и МВД, которая помогает всем нуждающимся и инвалидам. Но он отказался. И я его понимаю, он гордый человек. И таким был всегда. В Африке, когда он узнал, что один актеришка решил развлечься с его женой, он так накостылял тому в туалете, что дамский угодник надолго запомнил его науку.
– Мне этот мужик нравится, – подвела итог разговора Галина. – Спасибо за информацию, господин генерал.
Генерал встал, протягивая руку.
– Рад, если помог. Только у нас в разведке не любят этого слова – «господин»... Успехов вам.
Из Ясенева Галина отправилась сначала в прокуратуру, а затем в Онкологический центр на Каширском шоссе. По словам врачей, наблюдавших Вейдеманиса, его болезнь была изрядно запущена. Помочь могла только операция, если он на нее решится. Но и от химиотерапии пациент отказался, после десятого апреля не приезжал в больницу.
В четвертом часу дня Галина позвонила Дронго и рассказала обо всем, что узнала.
– Он тяжело болен, – говорила Сиренко. – В Онкологическом центре ему рекомендовали немедленную операцию. С очень небольшими, правда, шансами на успех. Но он отказался и от операции, и от химиотерапии.
– И он все знает о своей болезни? – спросил ошеломленный Дронго.
– Знает. Может быть, поэтому он и согласился на предложение Кочиевского. Ведь ему уже нечего терять.
– Спасибо, Гала, вы мне очень помогли, – взволнованно сказал Дронго. – Если вам удастся поговорить еще и с его родными, будет совсем хорошо. И узнайте, где он раньше работал.
– Постараюсь. Успехов вам...
В фирмах, где раньше трудился Вейдеманис, ничего нового узнать не удалось. Все то же самое: исполнительный, добросовестный работник. Кое-кто вспомнил, что он дружил с убитым Федором Гаско, но никто не связывал смерть коммерсанта с Вейдеманисом. В шесть часов вечера Галина поехала к Вейдеманисам. Нашла нужный подъезд, квартиру. Позвонила. Ей никто не ответил. Она позвонила еще раз. И снова – никого. Галина позвонила к соседям. Соседка оказалась словоохотливой.
– Сейчас их дома нет, – объяснила она. – Девочка задержалась в школе, а бабушка пошла за ней.
– Понятно, – Галина вышла из подъезда. Достала телефон, собиралась было позвонить, но передумала. Решила, что вернется сюда через час. Но и через час в квартире по-прежнему никого не было.
Она поехала в прокуратуру, надеясь найти Всеволода Борисовича, и не ошиблась. Романенко сидел в своем кабинете. Очевидно, у него слезились глаза от постоянного недосыпания. Хмуро взглянув на Галину, он предложил ей сесть. Она знала, что он не любит слушать новости с порога. Романенко считал, что торопливость – признак легкомыслия. Сначала приведи в порядок свои мысли, а потом говори.
– Все данные на Вейдеманиса я уже оставила у вас, – начала она, – я была в Онкологическом центре. Там подтвердились наши подозрения – он тяжело болен. Именно поэтому и согласился стать проводником группы Кочиевского в Европе. Они нашли своего рода идеальный вариант: профессионал, бывший сотрудник разведки, знающий иностранные языки, умело ориентирующийся в европейских странах. Он ищет Труфилова, а за ним идет группа убийц, которая устраняет всех, кто имел какое-либо отношение к этому делу.