– Мадемуазель Дюверже, понимаю, вам трудно довериться незнакомцу, появившемуся у вас среди ночи. – Я снова закашлялся. – Мне понятны ваши сомнения. Поэтому я вынужден сообщить вам кое-что неприятное...

– Любопытно. – Она снова закуривает. А ведь ей действительно просто любопытно...

– Я узнал ваш адрес у друга Дмитрия Труфилова, у которого он был несколько месяцев назад. Это его знакомый Игорь Ржевкин, проживавший до вчерашнего дня в Антверпене. Именно Игорь сообщил мне, что я могу найти мистера Труфилова у вас.

– Он ошибся. – Сибилла пожимает плечами. – Как, вы сказали, его фамилия? Мистер Ржевкин? Я никогда не знала такого человека. Не понимаю, почему он дал вам мой адрес. Это очевидная ошибка. В последний раз мы встречались с мистером Труфиловым... очень давно, и я не видела его в Париже.

– Понимаю, что вы мне не верите, – говорю я этой равнодушной стерве. – Понимаю, как нелепо я выгляжу. Но поверьте, мне не до смеха. Дело очень серьезное. Очень. В Москве похитили мою дочь. Если вы мне сейчас не поверите, то завтра, возможно, будет уже поздно. И вы не знаете, с кем вам придется иметь дело. Никакая полиция вас не защитит. Возможно, они уже завтра заявятся сюда. Они убьют и вас, и вашего консьержа. Убьют всех, кто встанет на их пути. Главное для них – найти Дмитрия Труфилова. Найти и убить. И никто не сможет их остановить.

Кажется, моя речь произвела на хозяйку некоторое впечатление. Она в задумчивости смотрит на меня. Тушит сигарету и спрашивает:

– Кто вы такой? Я никогда не знала о таком друге Дмитрия.

– Меня зовут Эдгар Вейдеманис. Могу показать вам свой паспорт. Я бывший подполковник КГБ. Поверьте мне, если бы не отчаянное положение, я бы к вам не пришел.

– При чем тут ваша дочь? – спрашивает Сибилла. – Вы сказали, что похитили вашу дочь?

– Похитили, чтобы заставить меня работать на них.

Я понимаю: сейчас не время объяснять, почему я согласился работать на Кочиевского и почему Хашимов решил похитить мою дочь. Тогда пришлось бы рассказать, как я подставил двоих бандитов Хашимова, пришлось бы признаться в том, что на моей совести – человеческие жизни. Пусть даже жизни подонков. А я не имею права рассчитывать на то, что ангел Божий явится мне помогать. Вероятно, около отеля я видел девушку, случайно оказавшуюся у телефонной будки. Эта мысль приводит меня в отчаяние, и я снова начинаю кашлять. Достаю платок. Кашель сотрясает меня. Наконец приступ проходит. Я утираю губы и смотрю на хозяйку.

Сибилла же смотрит на меня с некоторой брезгливостью. Впрочем, я ее понимаю. Как еще можно смотреть на человека, который ворвался к вам за полночь, угрожает вам, рассказывает кошмарные вещи и, наконец, кашляет так, словно вот-вот отправится к праотцам. Конечно, мое состояние с каждым днем ухудшается. Лихорадочный блеск в глазах, жуткий кашель, хриплый голос, запавшие щеки... То есть со мной все ясно.

– Я не знаю, где сейчас находится мистер Труфилов, – говорит Сибилла, очевидно, что-то решая для себя. – Очень сожалею, что не могу вам помочь.

После этих слов мне нужно встать и уйти. Но я по-прежнему сижу на голубом диване. На что я рассчитываю? Что она меня поймет? Зачем вообще я сюда пришел? В конце концов, деньги я получил. И честно их отработал. Если найдем Труфилова, то можно считать, что я выполнил задание. Не могу я отвечать еще и за киллеров, упускающих Труфилова в последний момент. Тогда мне останется только одно – подставить Труфилова людям Хашимова, которым он для чего-то нужен. И подставить убийц Кочиевского, которые давно заслужили смерть, а потом заставить Хашимова отпустить мою дочь и спокойно уехать обратно в Москву. Конечно, Кочиевский быстро все поймет. Конечно, в Москве меня найдут и ликвидируют. Но это потом. Все будет потом. Самое главное, что к тому времени Илзе будет уже в другом месте. Вот что самое главное.

Но я все еще остаюсь порядочным человеком. Мне жаль эту надменную стерву, которая смотрит на меня с таким равнодушием. Мне действительно жаль ее. Ведь она наверняка скоро умрет – таких свидетелей, как она, в живых не оставляют. Если убрали Кребберса и Ржевкина, то наверняка уберут и ее.

– Жаль, – говорю я, поднимаясь с дивана. – Очень жаль, что вы меня не поняли. Оставлю вам свой телефон. Я остановился в отеле. Возможно, до утра объявится Дмитрий Труфилов, и тогда вы сможете меня найти.

– Он не объявится, – с уверенностью заявляет Сибилла. – Вы напрасно оставляете мне эту карточку.

– Все может быть.

Я кладу карточку на столик, киваю хозяйке на прощание. Завтра здесь появятся другие. Да, мне жаль эту несчастную женщину – она так ничего и не поняла. Я подхожу к входной двери и уже протягиваю руку, чтобы открыть.

– Остановитесь, Вейдеманис, – раздается за моей спиной резкий мужской голос.

Может быть, на это я и рассчитывал. А может, чувствовал, что здесь появится Дмитрий Труфилов. Я оборачиваюсь и вижу стоящего в комнате человека. С пистолетом в руках. Но это не Труфилов. Незнакомцу лет двадцать пять, у него черные вьющиеся волосы. Выражение лица – решительное, злобное. Круглые темные глаза и плохие зубы – это я замечаю, когда он говорит.

– Остановитесь, – снова приказывает этот тип.

Я замираю у двери. Может быть, я опять допустил ошибку. Возможно, это спланированная засада, ловушка? Я смотрю на незнакомца и ничего не понимаю.

Амстердам. 13 апреля

Он сидел в кабинете комиссара полиции. Хозяин кабинета, долговязый светловолосый голландец с несколько вытянутым лицом и усталыми глазами навыкате, курил трубку, то и дело поглядывая на назойливого посетителя. Комиссара трудно было вывести из равновесия, хотя он провел в аэропорту бессонную ночь. Формально считалось, что убийство произошло на чужой территории, поэтому голландская полиция не должна была вмешиваться. Действительно, убийство совершено в лайнере российской компании «Аэрофлот – международные авиалинии», значит, расследовать его могли только российские следователи. Но после того, как многие пассажиры потребовали выпустить их в Голландии – а среди них оказалось много транзитных пассажиров, – голландская полиция была вынуждена уступить.

В данном случае полиция могла лишь тщательно проверить документы всех пассажиров, а также проверить каждого из прибывших по информационному блоку Интерпола. При этом удалось обнаружить кое-какие нарушения. Например, двоих студентов из Нигерии задержали в аэропорту – их решили депортировать обратно в Москву. Кроме того, документы одного из прибывших вызывали подозрение; после тщательной проверки удалось установить, что это турецкий гражданин, находящийся в розыске за мошенничество. Мошенник, переправив две буквы в своем паспорте, пытался попасть в Шенгенскую зону и улететь затем в Латинскую Америку, но его арестовали, и на следующий день ему предстояло отправиться в Стамбул, где его уже поджидала турецкая полиция.

Однако арестованный мошенник никак не мог оказаться убийцей пассажира, найденного в самолете. Турецкий гражданин был небольшого роста, с изящными руками карманника или шулера, но никак не убийцы. Трудно было поверить, что такой щуплый человек мог всадить в жертву нож чуть ли не по самую рукоятку. Тем не менее формально комиссар мог бы удовлетвориться проделанной работой. Двое депортированных, один арестованный и еще несколько задержанных до выяснения всех обстоятельств – вроде бы неплохо. Неплохо – но все же слабое утешение, своего рода «победа по очкам», то есть как бы и не победа вовсе. Ведь убийцу найти не удалось, пусть даже это и не его, комиссара, дело...

Убитый оказался бизнесменом из Нальчика, Асхатом Короповым. Загранпаспорт бизнесмен получал в Москве, там же была выдана и голландская виза. Выяснилось, что Коропов летел в Голландию за автомобилями и имел шенгенскую визу всего лишь на семь дней. В карманах были две «золотые» карты, не тронутые убийцей, и скромная сумма – около двух тысяч долларов. Обращало на себя внимание и то обстоятельство, что обратный билет у бизнесмена был с открытой датой. Запрос в Нальчик ничего не дал. Телефон, который Коропов сообщил при оформлении документов, принадлежал другим людям, а почтовый адрес фирмы, где якобы трудился покойный, оказался адресом обычной средней школы.